Какой в области культурный воздух? Как вы относитесь к мнению о его консерватизме?
— Это совершенно несправедливый стереотип, что культура в области – это только ансамбли русских народных инструментов, какие‑то фольклорные фестивали или космический и непонятный оркестр. Я всегда с удовольствием привожу пример, как оркестр русских народных инструментов открывал «Нашествие». Это непостижимо, что оркестр открывает рок-фестиваль. Почему это произошло? Был классный тандем с Нойзом у Алешникова. Оказывается, 100 прекрасных профессионалов могут играть на сцене не только Баха, Бетховена, но и Скорпионс и Рамштайн, а дирижёр может быть одет не только во фрак и бабочку, а в косуху и джинсы. Это говорит не о том, что мы размениваемся на что‑то, а скорее о том, что мы ищем формы привлечения людей к искусству, в том числе через такие интересные проекты. Это авантюры, которые приносят результаты. Я представил себя 16-летним парнем, который увлекается рок-культурой, и я бы купил билет в филармонию на концерт русских народных инструментов, чтобы просто посмотреть, что это такое, что это за оркестр, который открывал «Нашествие». Уж поверьте, Евгений Алексеевич знает, как влюбить в свой оркестр. Поэтому у нас в области, если можно так выразиться, воздух разнообразия.
Симбиоз нашего оркестра и Нойза долго обсуждали. Говорили: да, это то, чего не хватает, были хорошие отзывы. Так, может, таких экспериментов нужно делать чуть больше?
— Мы и делаем. У нас в филармонии проходит фестиваль «Этажи». Три дня подряд происходит нечто невообразимое — в хорошем смысле слова. Мы пытаемся находить что‑то новое. К нам приходят молодые, смелые без засаленных мозгов люди. Плох тот стереотип, что библиотекарь с гулькой и в очках, зайдите в наши библиотеки.
— Да, там у вас из стихов поэтов делают реп.
— И это тоже. Ругают иногда за это, но, друзья, это супер. Молодые люди приходят, открывают стихотворение Пушкина, кто‑то впервые за долгое время. Разве это не результат? В областную библиотеку можно зайти совершенно свободно. Я помню свои школьные годы, когда заходишь в библиотеку, и тебя строго спрашивают: куда, где читательский? Сейчас всё изменилось. Мы создаем очень красивую среду, только закончили школу библиотечной инноватики. Я думаю, что коллеги из других регионов уехали от нас с большим опытом. И не просто красотой, а наполнением.
Я видела лица ваших коллег из других регионов, руководителей библиотек, которые активно фотографировали всё на своём пути, и не могла понять, неужто в других регионах нет цифровизации или каких‑то просветительских онлайн-проектов, которые мы делаем?
— Я буду повторять это в любом интервью, в любой беседе. Это стратегическое мышление нашего руководителя, который понял, что вложение в культуру – это вложение в будущее. Мы вместе добились, что на совете по инновационно-технологическому развитию региона наряду с умными дорогами и умными парковками обсуждали цифровизацию в сфере культуры. Мы стали мобильными, вещаем онлайн, улучшаем показатели в информатизации. Это было очень тяжело делать, особенно в дальних районах, когда коллеги спрашивали, что такое хэштэг. Многие думали: вот пришёл из молодёжной политики, насмотрелся. Я не говорю, что в других регионах что‑то хуже. Но во многих регионах какие‑то проекты – это разовые выстрелы, у нас же – система.
Я за современное искусство. В области этого достаточно?
— Смотря что называть современным искусством. Кто‑то считает мат на сцене уместным и говорит, что это искусство. Я, например, сторонник классического русского театра. Я против мата на сцене, уж слишком богат русский язык, чтобы скатываться в мат. Хотя с другой стороны, я с удовольствием смотрю Камеди. Но это дома, на диване. А в театре я этого не понимаю.
В своё время была идея создать на территории области центр современного искусства. Мы с Натальей Владимировной Полуяновой поехали в Москву посмотреть некоторые арт-площадки: всё круто, но не для нас, в том виде, в котором это есть в Москве, перебор.
Жестковато?
— Пошловато во всех отношениях. Я не хочу никого обидеть, но я на всех этих площадках видел Европу в плохом смысле. Это не наше. У нас люди в области какие‑то правильные, они не примут этого. И тогда у нас родилась идея создать центры молодёжных инициатив в муниципалитетах. Давайте там почудим, никто не против. Мы готовы это поддерживать. Но не всегда готовы наши современные молодёжные театры к определенным нормам.
Раз мы дошли до современных театров, то в таком случае какое ваше отношение к «Спичке» и к «Новой сцене 2»? Всё‑таки это два полярных в творческом плане театра, и в интернете пишут разное о них.
— «Спичка» очень хорошо взаимодействует с нами, с Пушкинской библиотекой-музеем. А вот театр «Новая сцена 2», к сожалению, не нашёл общего языка с Центром народного творчества. На мой взгляд, как раз таки нормы и нарушали. Я честно скажу, с Оксаной (Погребняк – прим. ОБ) в этом кабинете мы раз шесть встречались. Я посмотрел все читки и спектакли в интернете. То, что мне что‑то не нравится, совсем не значит, что этого не должно быть. Моё мнение — это моё мнение. Есть нормы поведения в учреждении, нормы взаимодействия с коллегами. Есть прекрасные вспышки театра, но есть и правила уйти из учреждения культуры до 12 часов ночи, например. Вот эти «притирочки» были долго, и пока не получилось найти понимания. Я с удовольствием буду поддерживать театр, но, пожалуйста, давайте соблюдать нормы. Я категорически не согласен с тем, что театр был обижен, мы старались помочь и будем помогать, главное найти понимание.
Время сменить тему, пожалуй.
— На спорт?
На кино, например. Последний фильм, который вы посмотрел, и ваше отношение к современному кинематографу?
— К своему стыду, я только пару дней назад посмотрел «Время первых». Я хорошо отношусь к современному российскому кино. Такие фильмы как «Легенда – 17», «Движение вверх», «Время первых». Их очень не хватало нам, всё до слёз. В тоже время меня расстроил «Экипаж». Мне было бы приятнее, если бы они повесели ему звезду героя за спасение двух самолётов. Часто говорят, что много денег тратится на современный кинематограф. Неплохо привёл цифру Владимир Ростиславович (Мединский – прим. ОБ), что весь бюджет, потраченный за 2017 год на все премьеры, — это 15 минут фильма «Форсаж». И это катастрофа.
Вы вспомнили «Экипаж», но это ведь переснятая версия. Вообще, сейчас пошла тенденция на ремейки: «Кавказская пленница», «Ирония судьбы». Так, может, не стоит трогать то, что уже сделано?
— Я случайно увидел, как у меня 5-летний сын смотрит новое «Простоквашино». И я не уверен, что он стал бы смотреть тот мультик. Не знаю, прав я или нет, может, это просто способ сохранить то хорошее и уйти от шизофрении со свинкой Пеппой? Я ни разу не смотрел «17 мгновений весны» в цвете, а сыну моему, может быть, будет не интересно смотреть чёрно-белую версию. А вообще, у нас столько личностей в истории, о которых можно фильмы снимать.
Как у нас в регионе сохраняют историю?
— Я по первому образованию учитель истории, для меня это святое. Я не по книжкам в библиотеке её знаю, а изучал фундаментально. Есть мама, папа, есть тяжелейшая, но великая победа. Когда мы с сыном гуляем, то часто ходим к вечному огню, и он понимает, что это такое, хотя ему всего пять. Когда мы ходим на «Бессмертный полк», сыну надеваю две медали его прадедушки. Он пылинки с них сдувал, хотя прадедушку не видел никогда. Он идёт там не просто так, он всё понимает.
О сохранении истории. Мы активно поддерживаем издание книг, у нас есть издательский совет, в который включены представители разных союзов писателей. Обсуждаем, отдаём на экспертизу, научному сообществу, делаем презентации, приглашаем молодёжь. Без управления культуры не обходится проведение бессмертного полка. Через такие акции, в том числе, мы и сохраняем историю.
Вы скучаете по Центру молодёжных инициатив?
— Я не скучаю, потому что особенно с ним не расстался (смеётся). В чем была прелесть работать директором ЦМИ? Опыт. Я понимаю, что будущее культуры в первую очередь за молодёжью. Если молодёжь не придёт в театр как зритель или в школу искусств для того чтобы учиться игре на музыкальном инструменте, то всё, что мы сейчас делаем, не имеет смысла. Угроза для многих регионов – это когда в учреждениях культуры только люди старшего поколения. У нас же много молодых лиц. Прелесть работы в ЦМИ – я мог быстро прощупать результат. Это сейчас волонтёры – норма. Раньше такого не было. За 5 лет моей работы там удалось создать команду и сохранить тёплые отношения. Здорово, что получилось сделать ЦМИ во всех районах.
Часто ли приходится вступаться за коллег, которых критикуют?
— Вспомним «Этажи» снова. Вы думаете, что все счастливы, что его проводят в филармонии? Нет. Но моя задача, чтобы те, кто начинают покусывать, не покусывали.
Но ведь это очень подходящая площадка. И внутри и снаружи.
— Не все это понимают. Бывают моменты, когда приходится отбиваться.
Вам часто задают вопросы о преемственности? Как вы относитесь к колким комментариям на это счёт?
Я понял, о чём вы. Считаю, что в культуре это нормально. У нас склад людей такой, когда приходят на чьё‑то место, им очень важно доказать,что они лучше, чем предыдущие руководители. Вы же понимаете, что я никогда в жизни не стану доказывать, что я лучше, чем мой отец. Я буду доказывать, что я его не подвожу, продолжаю ту политику, которую он вёл, но, конечно, с какими‑то изменениями, новаторством — в силу времени.
— Отец даёт вам советы в работе?
— Я могу сказать, что он совершенно не вмешивается в то, что сейчас происходит. Он может высказать свою точку зрения, предостеречь от каких‑то моментов, потому что сам обжигался. И мне как сыну он подскажет выход, в этом плюс преемственности.
Когда я шла к вам, видела, как неподалеку от управления девушка играет нагитаре. Уличные музыканты — это культура?
— Когда человек играет на музыкальном инструменте, это сразу культура. Но моя задача, задача муниципалитетов — создать им условия. Мне не очень нравится, когда играют на гитаре в переходе, а рядом, условно, продают лук. Потому что это всё торговля. Где с шапкой стоят, там и играют. Сделали Белгородский арбат, потрясающую набережную. Почему бы не играть там? А в целом — любые формы культуры, если они приличные, имеют право на жизнь. Я же не говорю: так, играйте только классическую музыку, но ни в коем случае ни Чижа. Это уже самодурство.
А что слушаете вы? Поменялся вкус?
— Мне когда было лет 13, я попал на концерт Кобзона. И до сих пор лучше Иосифа Давыдовича для меня певца нет. Я в основном жил с дедушкой, воспитывался патриотически и очень трепетно к этому относился всегда. Я могу послушать и Чижа, песни Эдуарда Сурового. Всё под настроение. Спасибо, что есть возможность выбирать.
А дома что играет?
— В основном детские песни, потому что сын маленький. Барбарики. (детская музыкальная группа — пр.О.Б.)
Барбарики – это сурово.
— Но мне приходится, что делать.
Что нам нужно сделать,чтобы Белгород стал культурной столицей Черноземья?
— А разве это не так? Давайте просто цифры возьмём. По посещаемости библиотек – мы первые в России, по посещаемости культурно-досуговых центров – третьи.
И на прощанье. Вам нравится ваш кабинет?
— Мне здание целиком нравится. Когда вдумываюсь, что ему больше 100 лет, ты поднимаешься по лестнице 1915 года, и это объект культурного наследия, тронуть нельзя. И слава Богу. Здесь, как говорят, принималось решение о первом сражении в гражданской войне под Томаровкой, а когда ты выходишь на балкон, думаешь, свидетелем какой истории был этот дом? Мы на первом этаже хотим сделать постоянно-действующую экспозицию, посвящённую старому Белгороду. Это не просто для работников управления, детей тоже будут сюда водить на экскурсии. И это совершенно не значит, что им нельзя будет подниматься по этой лестнице.
И заходить в ваш кабинет…
— Не вопрос. Власть меняется, она доступна. Нет у нас каких‑то заборов. Как ты можешь быть нормальным руководителем, если ты пытаешь отгородиться? Я всегда так жил, и никогда мне это не мешало. Ко мне невозможно попасть, если меня нет. В остальное время – двери открыты.