Константин Шамрай: «В музыке невозможно достигнуть чего‑то и остановиться»

— Константин, Вы лауреат многих конкурсов, а свою первую победу одержали в 14 лет. Как думаете, что способствовало такому успеху?

— Честно говоря, не знаю. Тогда в Праге был радиоконкурс, по записи. На записи со мной была мой педагог Татьяна Абрамовна Зеликман. Мы довольно долго работали, и получился серьёзный труд. Потом отослали эту кассету и совершенно о ней забыли. Не знаю, сколько прошло месяцев, но однажды Татьяну Абрамовну вызывают к телефону. После разговора она возвращается и говорит: «Попрыгай». Я: «В каком смысле?» А она: «Ну ещё попрыгай». А потом и сказала, что победил.

— Вы выступаете в России и за рубежом. Есть различия между нашими и зарубежными зрителями?

— Вот об этом Денис Мацуев всегда говорит, но я, на самом деле, не вижу такого различия. Принимают хорошо везде в зависимости от того, как играешь сегодня. Если есть подъём, то любая публика откликается.

— Есть мнение, что классическая музыка — не для всех. Вы согласны с этим?

— Наверное. Физика же тоже не для всех, я очень плохо в ней разбираюсь.

Думаю, есть люди, которым это не близко. С другой стороны, ещё Ленин говорил, что искусство должно быть понято народом. А потом Сталин перефразировал, что оно должно быть понятным народу. Классическая музыка должна быть в системе образования. Чтобы дети поняли, нравится им это или нет, близко или нет. Я вполне допускаю, что это искусство не для всех, но оно должно быть всем доступно.

— Сделать доступным именно через школьное образование?

— Я считаю, что да. Популярная музыка, конечно, будет превалировать во всех странах и во все времена. Популярное искусство на то и популярное, но классическая музыка должна звучать по радио, на телевидении. У неё должен быть какой‑то процент эфира не только на канале «Культура».

— В Белгороде Вы сыграли два концерта: один на большой сцене с симфоническим оркестром филармонии, а другой — камерный с лауреатом международного конкурса Дмитрием Филатовым в качестве флейтиста. Сами подбирали музыкальный репертуар или это инициатива филармонии?

— Концерт №2 для фортепиано с оркестром Иоганесса Брамса — выбор филармонии. Конечно, это один из самых грандиозных концертов. Он мне представляется скорее, как симфония с фортепиано. Меня пригласили сыграть именно его. А камерную программу мы обсудили с Дмитрием Филатовым. Концерт в таком жанре мы представляем не впервые, но ещё никогда не играли ничего из флейтового репертуара.

— Когда Вы приезжаете в другие города, необходимо сыграться с незнакомым оркестром. Бывают сложности?

— Это зависит от дирижёра и оркестра. Сложности, конечно, в работе возникают везде и всегда, тут уже вопрос, как их преодолеваешь. В большинстве городов оркестранты и дирижёры всегда идут навстречу, а я — им.

Здесь в Белгороде, например, начали репетицию, сыграли целиком концерт. Не всё гладко получилось, подумали, что и как доработать. Так всегда происходит. Бывают редкие случаи, когда люди друг с другом не соглашаются, и у них синтеза не получается. Мне везло в жизни, у меня таких ситуаций немного. Мне кажется это неправильным по отношению к публике. Она же не виновата, что солист и дирижёр не сходятся во мнениях. Это даже непрофессионально — работа есть работа.

— Чем вдохновляетесь в своей работе?

— Скорее кем. Выдающимися людьми, артистами и личностями. Моими педагогами. Они действительно подвижники: Татьяна Зеликман, Владимир Тропп. Удивительно интеллигентные люди, которые всё отдают искусству. Устают, конечно, но продолжают трудиться. Вот такими личностями я восхищаюсь, и они для меня являются примером того, как надо относиться к искусству и работе.

— А какие эмоции Вам дарит работа?

— Разные. Иногда плакать хочется, потому что понимаешь, насколько несовершенен. Понимаешь, куда надо расти, но осознаёшь, что никогда не дойдёшь туда. С другой стороны, я стараюсь это воспринимать позитивно — насколько же прекрасно, что ты никогда не можешь дойти до совершенства! Это же хорошо, ты все время идёшь и идёшь, тебе никогда не становится скучно, тебя тянет туда, наверх.

Часто бывают эмоции неудовлетворения. Особенно тогда, когда больше всего работал. Задачи становятся выше и выше, и когда после огромного напряжения проходит один концерт, ты сыграл, но невозможно сделать всё так, как хотелось. И начинаешь рефлексировать, понимаешь, насколько это не то. Чем больше вложил, тем больше разочарование.

В то же время бывает момент абсолютного счастья. Оно не так часто бывает, но обычно приходит с ощущением свободы, которую ещё надо заслужить.

— У профессиональных музыкантов репетиции занимают практически всё время. А вам музыка оставляет время на что‑то ещё?

— Конечно, я на участке много работаю. Это моё большое хобби.

Моя бабушка — химик. Мы с ней созваниваемся, а спустя минут 40 она говорит: «Знаешь, если бы кто‑то нас послушал, никогда бы не догадались, что я химик, а ты музыкант. Они бы решили, что это разговор двух фермеров». Потому что мы всё время говорим о семенах и посадке. Сажаю всё. Сейчас вот распикировал помидоры.

Ещё люблю читать. Для себя даже правило принял: как бы мне не хотелось спать, но пока полчаса перед сном не почитаю, не лягу.

— Что любите читать?

— Я себя не ограничиваю. Не люблю читать только плохую литературу — не понимаю, зачем?

Сейчас перечитываю в третий раз «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. Ещё на английском стал читать. Это интересно, потому что язык разговорный и литературный настолько отличаются, что невозможно представить. Недавно прочёл «Лолиту» на английском языке. Я её много раз прочёл на русском, а вот на английском —впервые. Удивительно, настолько по‑другому написано! Сам менталитет языка другой.

Задаюсь вопросом: вот вы можете представить, чтобы Пушкина перевести? Мне кажется, это невозможно. Ну а как можно перевести «в одну упряжку впрячь не можно»? Как это «впрячь не можно» перевести? А мы Гёте читаем в переводе, там, наверное, тоже от оригинала ничего не остаётся.

— Всегда интересно, а что слушают музыканты вне концертов?

— Я слушаю классическую музыку. К сожалению, раньше, когда ещё учился, слушал больше. А сейчас бывает такой странный момент, что иногда голова уже переполнена, и ты вдруг хочешь тишины. А раньше каждый вечер обязательно слушал великих музыкантов.

На самом деле, лучше всего музыку слушать на концертах, просто потому что ты не знаешь, что будет в следующую секунду. На записи ты уже знаешь, а на концерте живое исполнение. С этим ничего нельзя сравнить.

— И напоследок, ставите перед собой профессиональные цели?

— Конечно. Если не ставить, то никуда не пойдёшь. Другое дело, что иногда ставишь одну цель, а достигаешь другую.

Для меня цель — это становиться лучше. В музыке невозможно достигнуть чего‑то и остановиться. Ты всегда либо идёшь вверх, либо вниз. Как только замедляешь рост, всё, идёшь вниз. Вот этого я очень боюсь. Поэтому среди моих целей всегда учить новое, играть больше. Сейчас я играю больше камерной музыки, потому что, исполняя её, начинаешь мыслить по‑другому.