В конце 2018 года журналистское сообщество отметило 165-летие со дня рождения непревзойдённого репортёра Владимира Гиляровского. В Белгороде журналиста тоже помнят. 16 января заседание дискуссионного клуба «Культурный квартал» посвятили жизни известного журналиста. «Открытый Белгород» собрал самое интересное.
Он родился в декабре 1853 года. С 1880 и до конца жизни проработал в московских газетах и ряде других изданий. Его популярность возросла после издания им ряда книг о старой Москве и о своей работе в газетах. В журналистских кругах он хорошо известен по книгам «Мои скитания», «Москва и москвичи», «Москва газетная», которые посвящены работе газетчика.
У него везде были свои люди: сторожа на вокзалах, писцы в канцеляриях, обитатели трущоб, трактирщики, пожарные. Именно они сообщали ему, что, где и как случилось. Впрочем, Гиляровский старался сам побывать на месте каждого значительного происшествия и особенно на пожарах — он имел даже специальное разрешение ездить на пожарных обозах.
Нет. Из‑за своих школьных пакостей учителям остался на второй год Вологодской гимназии, и это в первом‑то классе. А в 1871-ом нерадивый ученик сбежал. Современники говорили, что провалил экзамен.
«Сбежал я в Ярославль, там работал бурлаком. Три недели шёл с лямкой по Волге. Что называется, в лаптях, дошёл до Рыбинска, где работал крючником в порту, а потом поступил на службу вольноопределяющимся в Нежинский полк», — из воспоминаний Владимира Гиляровского.
В 73-ем году его направили в Московское юнкерское училище. Дисциплина у будущего репортёра всё так же страдала, поэтому уже через месяц «вылетел» без почёта.
Чем только не занимался Владимир Гиляровский: был истопником и пожарным, табунщиком и наездником в цирке. Даже пробовал себе на сцене в качестве актёра: играл в Воронеже, Пензе, Рязани и Тамбове. А потом Русско-турецкая война. Служил на Кавказе и даже орден святого Георгия заслужил. После этого вернулся в Москву и быстро постиг ремесло репортёра.
Морозовы — династия Орехово-Зуевских купцов. 28 мая 1882 года, в половине двенадцатого ночи, в спальном корпусе №8 на фабрике Морозовых вспыхнул пожар и в одно мгновение охватил все здание. Рабочие находились там не одни, многие с семьями с детьми. Люди в страшном испуге бросались к выходу, но немногие успели спастись этим путём. Остальные начали бить и ломать оконные рамы и бросаться с высоты второго этажа на землю. Количество раненых и погибших разглашать было запрещено.
Репортёр лично добывал информацию у местных, пытаясь приоткрыть завесу тайны подмосковных купцов. Гиляровский не застал тогда самого пожара, писал со слов очевидцев. Хотя и нет в его рассказе тех самых «огненных языков», «густого дыма» и бравых пожарных, — такой репортаж всё же могли написать многие. Стандарт. Но когда при свете дня обозначилась полная картина разрушений, яснее стал ущерб и количество жертв.
Среди классических вопросов — «Что? Где? Когда?», — Гиляровский ставит непредвиденное, но столь необходимое: «Почему?». Он спрашивает об этом у местного надзирателя, но получает «полнейший отказ» сообщить необходимые сведения. Обращается к фабричному врачу, но и тот решительно отказался отвечать на вопросы. В больнице, куда были отправлены раненые, запрещено говорить, что умирают погорельцы. Катастрофу и все её последствия хотят прикрыть непроницаемой завесой.
В эти дни статью читают по трактирам собираясь толпами и даже на кладбище.
Кукуевская катастрофа в 82-м. Тогда под Кукуевкой рухнул почтовый поезд. Крушение случилось в ночь с 29 на 30 июня 1882 года на 316 км перегона Чернь-Мценск. Гиляровский был там на следующий же день и всё время находился в центре событий. Ему удалось нелегально проникнуть в оцепленный полицией и войсками район. В течение двух недель Гиляровский вопреки попыткам чиновников «замолчать» катастрофу обеспечивал информирование о ходе спасательной операции своим читателям — читателям «Московского листка».
Как итог – журналист насквозь пропах трупным запахом и более полугода страдал галлюцинацией обоняния и не мог есть мясо.
Это произошло утром 18-го мая 1896-го года во время коронационных торжеств Николая II. 500 тысяч человек собрались на Ходынском поле в надежде получить обещанные в честь коронации подарки и сладости. Почти две тысячи полицейских не смогли сдержать натиск толпы. Подкрепление прибыло лишь к следующему утру. Несмотря на горы трупов, поле было велено отчистить и праздник не прерывать. Вечером того же дня император заявил, что хотя Ходынская катастрофа — это величайшее несчастье, однако это не должно омрачать праздника коронации.
На коронационных торжествах в Москве в 1896 году Гиляровский оказался единственным из двух сотен русских и иностранных корреспондентов, кто провел «всю ночь в самом пекле катастрофы, среди многотысячной толпы, задыхавшейся и умиравшей на Ходынском поле».
Он один успел принести репортаж с подробностями катастрофы в типографию до получения редакциями цензурного запрещения.
«Однажды случился пожар на Грачёвке, на котором я присутствовал. Когда я стал в редакции писать заметку, то хватился часов и цепочки с именным брелоком: в давке и суматохе их стащили у меня. Часы — подарок отца… Ну украли, так украли. Каково же было удивление, когда на другой день утром жена, вынимая газеты из ящика у двери, нашла в нем часы с цепочкой, завернутые в бумагу! При часах грамотно написанная записка: «Стырено по ошибке, не знали, что ваши, получите с извинением», — из воспоминаний Владимира Гиляровского.